Рогатки, кино и польский язык. Старожил рассказал про гродненский “Пьяный угол” и послевоенные детские игры

Александр Петров поделился с Hrodna.life последней частью воспоминаний про послевоенный Гродно. Он рассказал про место, где спивались гродненцы, про игры после войны и про то, как научился говорить на польском языке.

Пьяный угол

Центром жизни занеманской части города был «Пьяный угол», вспоминает Александр. Это было место на пересечении улиц Горновых и ныне Советских пограничников, а тогда Лососянской.

«Все четыре его угла были облеплены одноэтажными домиками, как, впрочем, и по всему Занеманью. На их фоне казался почти дворцом двухэтажный угловой дом с парадным входом, украшенный вверху шестиконечной звездой Давида (бывший отель „Надежда“). Это был „Кремль“ занеманской части города. Все пути проходили возле него — в школу, на базар, за Неман. В этом доме всегда был главный продовольственный магазин Занеманья — хлеб, мука, сахар, мыло и другой дефицит».

Александр вспоминает, что под стенами красивого здания часами простаивали в очередях гродненцы. Вечерами дети ложились под стены и подолгу наблюдали в приоткрытые окна подвала, как женщины в белых кальсонах пекут баранки. Иногда они не выдерживали пытки голодных детских взглядов, бросали им несколько штук. Каждый надеялся, что сегодня баранка достанется и ему.

«Своё название «Пьяный угол» получил заслуженно: если хочешь выпить — иди именно сюда. Здесь собрались все занеманские ларьки (одно время их было около десятка) под названием «Пиво-воды». Были они убогими — однокомнатная халупка, перегороженная доской прилавка, первые годы с керосиновым освещением. Пиво было в большинстве из них, вод не было вообще, а вот водка на разлив — в каждом.

Очередей, давки не было, не то что за хлебом. Пили из знаменитых гранёных «мухинских» стаканов — даже война, к счастью, не сумела их истребить. Продавцы то ли были энтузиастами своей работы, то ли что-то от этого имели, но открывались некоторые пивнушки вопреки режиму работы в 6 утра, а закрывались около полуночи".

Юному Александру в послевоенные года казалось, что продажа водки была в городе основным источником бюджетных поступлений. В 1945-м только начинали работать табачка, кожзавод напротив неё, завозили оборудование для тонкосуконного комбината, запускали стеклозавод. Крестьянство тоже было голым и босым, вспоминает Александр. В 1940-е каждый крестьянин был прикован, словно цепями, к своему колхозу. Паспорт не давали, а без паспорта ты — бесправный бродяга.

«Запомнился такой эпизод. Зима, на улице темно. Я зашёл в «Пиво-воды» что-то купить. Керосиновая лампа освещает стол и контур продавщицы. В полутьме молча входит фигура в шинели с погонами. Продавщица встречает улыбкой, как старого знакомого:

— Привет, Зина. Тебе как обычно?

Фигура молча кивает головой. Женщина? Продавщица наливает полный гранёный. Я смотрю, открыв рот. Военная нагибается, протягивает руку за кусочком хлеба, залпом выпивает, нюхает хлеб, кладёт его на место и собирается без слов уходить. И тут замечает меня:

— Что так смотришь? Господи, хоть бы у тебя так никогда не было!"

Около пяти лет, по воспоминаниям Александра, «Пьяный угол» спаивал гродненцев. Потом свою основную функцию он потерял. Но название осталась, старожилы помнят, где он был. Хоть сейчас там нет никаких углов, просто кольцевой разъезд.

Польские пословицы и ругательства ещё долго ходили по Гродно

В первый год приезда Александра в Гродно из 10 разговоров, услышанных на улице, восемь были на польском языке. Но уже через год цифры поменялись местами, а через пару лет польский язык и вовсе ушёл с улиц. Старожил вспоминает, что его ровесники-поляки изо всех сил старались осваивать русский.

«К 1950-му году в школе не слышны были даже польские акценты. Хотя дома, особенно если у кого были бабушки и дедушки, общались на родном. Польский стал языком людей пенсионного возраста, кому переучиваться было поздно. С их уходом польский услышать уже было негде».

После войны в Гродно до конца 1940-х работала польская школа. Ее закрыли, а детей перевели в другие, поближе к месту жительства. Несколько человек пришли и в класс Александра. Сначала им было очень трудно учиться на русском. Но со временем все сравнялись — и по словарному запасу русского языка, и по произношению.

«Взрослые поляки к новой власти относились, мягко говоря, без симпатий. Откуда взяться симпатиям, если эта власть забрала у них почти все материальные ценности — земли, дома, бизнес. Лишила доступа к национальной культуре, возможности оспаривать несправедливые на их взгляд действия и многого другого. Самых „умных“ (т.е. не побоявшихся об этом сказать) репрессировали, другие несколькими волнами выехали в Польшу. Национальные антипатии к русским были в основном следствием действий политической власти».

Александр говорит, что взаимоотношения среди школьников были нормальными. Национальных антипатий практически не было. Вместе лазили по садам, изнывали на школьных линейках, взрывали гранаты, найденные после войны, а также играли в различные игры.

«Национальность можно было определить только по имени и фамилии. Поляками были большинство моих друзей, поэтому и я выучил польский. Помню, как впервые прочитал предложение на польском языке. Частенько приходил в гости к другу Богдану Янушевскому и ждал его на кухне. Плиту закрывала белая полотняная фиранка, а на ней вышиты какие-то буквы. За несколько приходов одолел фразу: „Co ja ugotuję, to każdemu smakuje“ ["Что я приготовлю, то каждому по вкусу"]. Следующий шаг — историческая книга „Król Krak i króliewa Wanda“ с большими буквами. Чтобы её одолеть, потребовался год. А вот „Kochanek Wielkej Niedźwiedzicy“ ["Любовник Большой Медведицы — роман польско-беларусского писателя Сергея Пясецкого — Hrodna.life], правда, уже в старших классах, проглотил за неделю».

Гродненец вспоминает, что польские слова, пословицы, ругательства ещё долго ходили по Гродно, ими пользовались все, кто здесь жил в 1945 — 1955 годах. Гродненцы пели весёлые песни — «Miała baba Mikołaja», «Cicha woda». По-польски назывались породы голубей («сталюх», «люля», «крэнцоны» и т. д.), некоторых рыб — «клень» (голавль), «келб» (пескарь), «келб морски» (усач).

Новые названия улиц

С приходом советской власти в 1939 году все улицы, имевшие в своих названиях польские политические оттенки, были переименованы. Ул. Пилсудского превратилась в ул. Ленина, ул. 3 Мая «понизили» на две единицы до 1 Мая, ул. 11 Ноября получила обидное для поляков имя 17 Сентября.

Многие ранее «нейтральные» улицы получили в названиях оттенки советской идеологии. Липовая получила имя погибшего в 1939 г. в Гродно политрука Горновых, Доминиканская стала Советской, Белостоцкая — Суворова, Почтовая — Социалистической. Александр говорит, что после войны к новым названиям ещё не привыкли, чаще называли по-старому.

Игрушки, которые взрываются

Александр вспоминает, что военный дух угасал в Гродно медленно. Детские игры заменяли недоступные тогда спорт и кружки по интересам. Лидерами развлечений в послевоенном городе были игры в войну, рогатки, самопалы и даже самые настоящие боеприпасы. Правда, интерес к ним всё время уменьшался и к началу 1950-х сошёл на нет

«Было, конечно, и много детского, безобидного. Бегали по улицам, катая со звоном железные обручи с помощью проволочной „кульбаки“, играли в ножики, лупили палками в центре улицы бедного „чижика“. Благо машин и асфальта не было, брукаванымі были только несколько главных улиц. Долго продержалась „спортивная“ игра в маялку. Снарядом служил кусочек лохматой шкурки с привязанным кусочком свинца. Её подбивали ногой разными способами — кто больше. Асам удавалось больше ста раз. Особенно маялка процветала в школе на перемене».

Александр вспоминает, что любимыми цацкамі почти всех послеовенных пацанов были такие штучки, за уничтожение которых теперь сапёрам дают медали. А больше всего было их на Пороховне. Так называли территорию взорванного склада боеприпасов. Находилась она в самом начале Индурского шоссе [сегодня это фрагмент улицы Победы — Hrodna.life], справа, а тогда там кончался город. Стеклозавод, церковь, железная дорога, элеватор и сразу за ним — это сладкое манящее место для занеманских пацанов.

«Здесь мы собирали ужасные для детей игрушки — всё, что взрывается. Разные патроны, артиллерийский порох — короткий и длинный („макароны“), головки снарядов — запальники, сами снаряды разных калибров, бомбы, гранаты и прочую мерзость. В центре Пороховни долго возвышались двухметровые горы из сплавившихся меди, свинца, стали — результат сгорания огромного количества патронов в ящиках. По слухам, склад был советским, его взорвали в 1941 г перед приходом немцев. Часами медленно бродили по Пороховне с палкой для ковыряния, выискивали что-либо интересное. Чаще всего попадались „макароны“ и патроны. Всё это уносилось в персональные тайные схроны. В моде были самодельные самопалы, заряжающиеся серой от спичек. Самое сложное для его изготовления — найти кусочек подходящей медной трубки. А выстругать деревяшку да прикрутить к ней „ствол“ — не проблема».

Читайте также: «У 44-м у мяне быў цэлы арсенал». Гродзенец успамінае дзяцінства ў вайну

Дружба со смертельной опасностью никого не пугала, говорит Аленксандр. Никто с этим не боролся, включая вечно занятых поиском куска хлеба матерей. Учителями детского сапёрного искусства были пацаны на пару лет старше, сами ничего не знающие. Поэтому каждый слышал или даже был знаком с тем, кто стал калекой, а то и ещё хуже.

Рогатки и каток

Рогатки в послевоенные годы были у каждого мальчишки. Стреляли по чём попало — по птицам, по единственной на улице лампочке, а то и по окнам ненавистного соседа. Были случаи, что и друг по другу. Подростки постоянно соревновались в меткости.

«Самым мощным боеприпасом была сантиметровая свинцовая шрапнель из снарядов. С ней даже ходили на охоту, подбивали куропаток в глухих оврагах возле нынешней обувной фабрики. За зайцами ходили далеко, аж до самой Лососянки, но удачи были редкими. Но однажды мне повезло, подбил косого на месте нынешнего разворота транспорта у Фолюша. Встретили там же цепь настоящих охотников, с ружьями, но без добычи. Удивились: «Что, мёртвого нашли?».

Гродненцы любили кататься на коньках. Александр отмечает, что зимой катком был весь город. Снег не убирался, народ его трамбовал ногами, превращая в лёд, никто не портил песком или солью.

«Носились и по тротуарам, и по проезжей части. Коньки были довоенные — „снегурочки“, „ласточки“, „панчэны“. Прикручивали их прямо к валенкам при помощи верёвок и палочек. Потом снял — и пошёл в школу. Высшим шиком считалось пронестись по улице, зацепившись проволочным крючком за едущую машину или хотя бы телегу. И то, и другое было опасно. Несясь за машиной легко было упасть и разбиться, а от возницы можно было схлопотать пугой».

Держать голубей было модно

Популярным занятием у послевоенной детворы было лазание по чужим садам. Александр говорит, что это не считалось воровством и не отягащало совесть. Для них это был вид спорта с неплохими призовыми.

«Для большей части хозяев — что-то вроде борьбы с мелкими садовыми вредителями. Большой шкоды не делали — не ломали деревья, не топтали грядки. Тарой и единицей измерения служила пазуха. Например, пазуха яблок. Обычно операции проводили когда стемнеет, а то и глубокой ночью. Однажды в темноте залез я в сад пани Гнедковой, нарвал карман вишен. И только в свете уличного фонаря понял, что новые белые штаны придётся выбросить. Во время экзаменов за цветами через забор лазили даже девчонки».

Еще одним популярным занятием юных гродненцев было голубячество — разведение голубей. Кружащую в небе стайку можно было увидеть часто. Чем выше полёт, тем ценнее голубь, высшая оценка — «выходит в точку», летает в облаках. Но таких было мало, вспоминает гродненец.

Читайте также: Гродненец 50 лет разводит голубей: «Раньше было модно, сейчас — занятие для души«

«Дорогих, уникальных пород не было ни у кого. Популярными были более дешёвые голуби (длинноклювые) — сталюхи, миколаи, беспородные. «Мелконосики» стоили дороже.

Голубятники были обособленным кланом, жили своими птицами, голубятнями, сборищами. Рядом с двумя водонапорными башнями, напротив нынешнего базара [Центрального рынка — Hrodna.life], каждое воскресенье работал голубиный рынок".

Александр тоже был голубятником. Но в одну ночь всех его голубей прямо в клетке убил и частично съел какой-то мелкий хищник, видимо, хорь. После этого гродненец это занятие бросил.

Кинотеатры и игра в деньги

За Неманом первым настоящим кинотеатром стал кинотеатр имени Пушкина [сегодня — клуб «Пушкин» — Hrodna.life], построили его в 1954 году. За год до этого на этом месте был участок семьи Александра для картошки, тогда учителям выделяли сотки. Гродненец вспоминает, что урожаи были отличные.

«Фильмы смотрели всегда, включая и 1945-й. Вначале в спортзале СШ № 6. Раз в неделю привозили „кино“ — проектор, экран, горку жестяных круглых коробок с плёнками, динамики, кучу проводов. Самые шустрые приходили за несколько часов и помогали всё это устанавливать. Проектор ставили на стол, а зрители располагались на полу. Почти все — школьники, взрослых не было. Между частями были большие перерывы, часто рвалась плёнка. Крики „Сапожник!“ можно было услышать на каждом сеансе».

Занеманские подростки посещали и ещё две киноточки. В клубе табачной фабрики сеансы были совсем цивилизованными, вспоминает Александр. Ряды кресел, порядок.

«Здесь я смотрел фильм, начавшийся в 17 часов 5 марта 1953 года. Пока я его смотрел, якобы умер товарищ Сталин. Иногда ходили на Фолюш, там по субботам крутили фильмы в солдатском клубе. Народу набивалось битком, сидеть удавалось только на полу».

Популярной у юных гродненцев была игра в деньги. Играли двумя способами — биткой и об стенку. В первом случае игроки лупили монеты тяжёлой биткой. От этого большинство монет становились выгнутыми, и когда появились первые автоматы с газированной водой, редко какую денежку можно было всунуть в щель. Для игры об стенку нужны были только стенка и пятак или что-то подобное. Держа двумя пальцами, били об стенку так, чтобы после отскока он упал поближе к монете соперника. Если смог растянутыми пальцами дотянуться до обеих монет — выиграл.

«Если повезло, дневного выигрыша хватало на мороженое, но такие удачи бывали редко. Коробка спичек стоила на базаре 3 рубля, а мы играли на медяки, реже — «беленькие».

Однажды я выиграл какую-то монету с непонятными буквами. Дома кинул в стол, и через 50 лет нашёл. Это оказалась медная юбилейная медаль с надписью на польском языке «В честь 500-летия разгрома крестоносцев под Грюнвальдом. 1410 — 1910 гг». Сейчас Грюнвальдской битве уже 610 лет… [было в 2010 году — Hrodna.life].

И что интересно. При таком убожестве «игр» — их и играми то назвать можно только с натяжкой — мы не чувствовали себя обделёнными жизнью. Игры-суррогаты в целом не испортили наше поколение, не привили дурных привычек, и выросли послевоенные дети в основном неплохими людьми".