Сидел дольше, чем встречались. Как девушка ждала политзаключенного Дмитрия Фурманова из колонии

За полтора года, которые политзаключенный из Гродно Дмитрий Фурманов сидел в СИЗО и колонии, у его девушки Ольги Корякиной появились несколько седых волос. Дмитрий больше всего ждал писем именно от нее, а она переживала, что из-за цензуры не могла рассказать обо всем, что хотела. Во время голодовки возлюбленного Ольга голодала вместе с ним. После выхода Дмитрия на свободу и экстренной эмиграции пара воссоединилась. Прошло три недели, как они живут в Вильнюсе, собираются отдохнуть в санатории и надеются вернуться в Беларусь. Редакция Hrodna.life спросила у пары, как изменились их отношения после вынужденной длительной разлуки.

Мы созваниваемся с Дмитрием и Ольгой через мессенджер. На фоне у пары — БЧБ-флаг и полки с небольшими цветами, которые оставил хозяин съемной квартиры. Дмитрий приобнимает Ольгу. После выхода из тюрьмы у Дмитрия много встреч в Вильнюсе, в том числе — со Светланой Тихановской. На эти встречи пара ходит вместе. Ребята стараются отсыпаться, проводят время вместе, ходят на акции солидарности с Беларусью, дают интервью и пишут письма белорусским политзаключенным. Как говорит Дмитрий, у него был выбор — сразу заняться здоровьем или сначала рассказать о своем опыте. Он выбрал второе, чтобы ничего не забыть.

Дмитрий Фурманов — политзаключенный, которого осудили по «делу Тихановского». Его обвинили по ч.1 ст. 342 УК «Участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». По словам прокурора, Фурманов помогал искать Тихановскому сообщников за вознаграждение. Во время судебного следствия Дмитрий провел несколько недель в карцере тюрьмы № 1 Гродно. После вынесения приговора его направили в исправительную колонию № 3 в городском поселке Витьба. Почти всё время в колонии, после перевода из СИЗО № 1 Гродно, он провел в карцере. 21 октября он вышел на свободу из колонии и в тот же день покинул Беларусь. 30 октября после Киева он приехал в Вильнюс и встретился с Ольгой.

Последний раз до освобождения пара виделась 29 мая 2020 года. Тогда на глазах Ольги Дмитрия задержали во время сбора подписей за Светлану Тихановскую. Сотрудники в гражданском схватили его, ударили по голове и унесли вместе со стулом, на котором он сидел. После этого пара увиделась в аэропорту Вильнюса 30 октября 2021 года. Ольга ждала его с плакатом «Мой герой». Когда Дмитрий вышел к встречающим, девушка бросилась к нему. Под крики «Оля!», «Дима!» и «Жыве Беларусь!» они полминуты не отпускали друг друга, а в глазах Дмитрия были слёзы. В тот день «все хотели встретить Диму»: белорусы Вильнюса предварительно собрались, надули шарики и нарисовали плакаты.

В разлуке были дольше, чем в отношениях

Дмитрий шутит, что он сидел на пару месяцев дольше, чем они с Ольгой встречались. Познакомилась пара на «велопокатушках» в 2018 году. Дмитрий говорил, что это не была любовь с первого взгляда, но Ольгу он сразу заметил. Сначала ребята дружили, а примерно через полгода уже были вместе. «Осторожно отнеслись к своим чувствам и решили не торопить события. Потихоньку начали сближаться», — рассказал Дмитрий.

«Как показала жизнь, нас это только сблизило. Не только друг познается в беде, но и любимый человек тоже», — считает Дмитрий. В тюрьме он видел, как и политзаключенных, и «обычных» арестантов любимые девушки и жены бросали. «У нас с Олей совсем всё по-другому случилось». «Мне их не понять, — твердо говорит Ольга. — Я делала всё, чтоб Диму освободить и максимально привлечь к этому внимание. <…> Как будто бы не было этих полутора лет. Только дождаться, поддерживать, ему нужна была поддержка очень».

Некоторые пары расстаются по «финансовым» причинам — если мужчина был добытчиком, то без него проблемой будет даже собрать передачу, рассказывает Дмитрий. Хотя политзаключенным с этим легче — помогают солидарные. Но в этом случае есть и другая причина — некоторые пары выбирают разные стороны баррикад.

Некоторые гродненцы решили пожениться, когда их близкие попали в тюрьму. Валерия Латош вышла замуж за Михаила Юдина в СИЗО, чтобы иметь возможность передавать передачи и ходить на свидания. Политзаключённый Игорь Бузук, осуждённый на два года колонии общего режима, 3 ноября расписался со своей девушкой.

«Я знал, что какой бы ни был срок, Оля дождалась бы меня. Я уверен в ней. Я знаю, что она — сильный человек, и что бы ни случилось, будет меня поддерживать. В принципе, как и я ее», — считает политзаключенный.

Из-за преследования Ольге пришлось уехать

Увидеть близкого Ольга не могла даже на судебных процессах зимой 2021 года. Девушке пришлось уехать из Беларуси в сентябре 2020 года из-за предполагаемого уголовного преследования. После задержания 13 сентября 2020 года на акции протеста ее вызывали в прокуратуру и Следственный комитет. Девушка попросила повестку и уехала в Минск. Повестку прислали, и Ольга поняла, что надо уезжать из Беларуси. Уехала она через гуманитарный коридор.

О своем решении она написала в письме Дмитрию. Он поддержал ее. В ответном письме он рассказал, что в его деле были данные и на Ольгу — ее могли задержать по той же статье (ст. 342 УК). Ребята до сих удивлены, что эти строчки пропустил цензор. Решение Ольге далось нелегко: мучила совесть, что она эмигрировала, пока в Беларуси протестовали люди. «Родственники, все говорили, чтобы я уезжала, потому что меня тоже посадят в тюрьму, а плюс один заключенный — кому это надо?».

«Было такое непонятное чувство одиночества», — говорит Ольга. Полтора года Ольга и Дмитрий общались только через письма. Ольга отправляла их напрямую или через сервис письмо.бел и «Письма в клеточку». Дмитрий отправлял письма на домашний адрес Ольги, а ее мама фотографировала их и отправляла дочери по интернету. Письма Ольга писала раз в одну-две недели. «Не всё доходило, конечно. И мои письма не все дошли», — дополняет Дмитрий. Теперь у цензоров «нововведение»: они режут письма. Однажды политзаключенный из листа А4 получил только небольшой обрезок — примерно десятую часть письма.

Дмитрий же получил в целом более тысячи писем. «С учетом цензуры можно смело умножать на два, — рассказывал Дмитрий Hrodna.life. — Писали белорусы со всего мира, даже из Голливуда». Он получил письмо и от корреспондентки Hrodna.life, но ответ ей не пришел. Он послал один из первых экземпляров своего последнего слова, написанного от руки. C обратной стороны был рисунок «Виктория». Дмитрий предполагает, что из-за этого письмо не пропустили. Отправлял он письма и на адрес редакции — мы ничего не получили. Письма Дмитрий увез с собой — они находятся «в безопасности». Из-за нахождения в ШИЗО некоторые он даже не успел прочитать.

Именно письма, говорят ребята, помогли сохранить близость. Ольга отправляла Дмитрию рисунки его кошки и скриншоты Telegram-каналов (однажды цензор пропустил скриншот из N***a), а он — обведенную руку на бумаге. «Письма писать тяжело. И хочется, и понимаешь, что нужно. Хочется написать очень много, а понимаешь, что этого не пропустят», — говорит Ольга.

Связь также была и через адвоката. Будучи в Беларуси, Ольга сама возила передачи, позже этим занялись родители. За границей она всё равно пыталась помогать Дмитрию — например, финансово. Самым большим влиянием «отсидки» Дмитрия на ее жизнь Ольга называет переезд. «В принципе, обычный быт, ничего такого. Только пишешь письма, думаешь, что передать в передаче. Общение с другими родственниками политзаключенных, обсуждение, что им можно передавать, что нельзя. Увеличился круг общения».

«Было ощущение, что на всех политических очень давят»

После задержания Ольга боролась за любимого: стояла с плакатами с его изображением во время протестов в Гродно, а с января 2021 года — на акциях солидарности в Вильнюсе. Через два месяца после задержания Дмитрия они с его родителями решили действовать. Ольга с мамой Дмитрия Ольгой Ивановной приехали в Минск к СИЗО на Володарского. 10 дней две Ольги держали голодовку. Власти пытались помешать: красили лавочки, на которых они сидели, а люди приносили им стулья. Голодовку пришлось прекратить после того, как к ним подошли сотрудники милиции и сказали, что Ольгу могут привлечь к административной ответственности за несанкционированное массовое мероприятие.

За это время к ним присоединялись неравнодушные люди. Встретилась с Ольгами и Светлана Тихановская, тогда — кандидат в президенты. Чтобы не подставить людей, Ольга голодовку прекратила. Некоторые солидарные, познакомившись у «Володарки», тоже начали встречаться и образовали пары. Позже они помогли Дмитрию в Киеве.

Дмитрий о голодовке узнал от адвоката. Заявление о голодовке прикрепили к его делу, написал он после в письмах. Из учреждений, куда мама и девушка политзаключенного отправили заявление о начале голодовки, прислали «отписки».

Второй раз голодовку Ольга начала почти через год — 13 марта 2021-го. Голодать девушка стала вслед за любимым, который так протестовал против пяти суток карцера и отношения в СИЗО — его выводили на прогулки только в наручниках. В то время в Беларуси сразу голодали несколько политзаключенных: Дмитрий Фурманов, Игорь Лосик и Игорь Банцер. Два Игоря объявили сухую голодовку, при которой человек отказывается не только от пищи, но и от питья. Лосик прекратил ее через четыре дня, Банцер — держал до приговора. «Было ощущение, что на всех политических очень давят», — рассказывала Ольга в интервью проекту «Мы вернемся».

В марте того же года политзаключенные Сергей Петрухин и Игорь Лосик попытались вскрыть вены. Этот момент Ольга называет одним из самых сложных за время ожидания политзаключенного. Добившись улучшения условий голодовкой, Дмитрий ее прекратил, а вслед за ним — и Ольга. «Я не знала, что делать еще, как ему помочь. Это было, наверное, единственно правильное решение — привлечь внимание к этой проблеме», — сказала Ольга. Еще одним тяжелым моментом для нее стала смерть Витольда Ашурка.

300 приседаний и 100 отжиманий

В это время условия для Дмитрия и других политзаключенных постепенно ухудшались. Начинал заключение Дмитрий в изоляторе на Окрестина, где он был один в шестиместной камере и спал, укрываясь «кучей одеял». А закончил в ШИЗО, где нет постельных принадлежностей, не водят на прогулку, нет писем, газет, передач и не с кем общаться. Там он провел 48 дней за восемь нарушений. Ольгу беспокоило, что Дмитрию из-за этого могут «накинуть» еще до двух лет колонии по ст. 411 УК. Адвокат считал, что дело в давлении, а один из арестантов предположил, что так администрация пытается избежать дополнительной работы по оформлению документов, говорил политзаключенный «Медиазоне».

После Окрестино была «Володарка», где можно было спать днем. Потом Жодино, где нужно постоянно двигаться или сидеть на шконке или скамейке, и с медицинским корпусом, где бегали мыши. Позже была снова «Володарка», а потом — тюрьма № 1 Гродно. Здесь его поставили на профилактический учет по категории «склонен к нападению на администрацию и захвату заложников», а потом — по категории «экстремистская и иная деструктивная деятельность». Его перестали выпустить без наручников на прогулку или во время перемещения в суд. А потом карцер, в котором Дмитрий объявил голодовку, — за то, что сидел на кровати, за отказ говорить. Лишили его и свиданий с близкими. В карцере, в отличие от ШИЗО, давали постельные принадлежности и водили на прогулки.

Отсутствие общения — самое сложное в ШИЗО, говорит Дмитрий. Спасаясь от одиночества, политзаключенный завел питомца — паука в углу камеры, за что получил очередные 10 суток. Другие причины — неправильно оформленная опись вещей, неправильно назвал надзирателя, лежал на полу. Отец Дмитрия Александр приезжал в колонию и возражал, что таких нарушений, которые назвали «грубейшими», нет в инструкции колонии. «Читая новости, что сейчас довольно много человек отправили в ШИЗО, лишили свиданий, передач, хочется просто кричать. Нас еще сильнее мучают», — сказал Дмитрий.

 — Ты ходишь из угла в угол, и в какой-то момент заканчиваются мысли. Ты постоянно прокручиваешь всю свою жизнь, все свои планы, несколько планов — А, В, С. Есть точка невозврата, когда понимаешь, что нет мыслей в голове — пустота. <…> Люди в одиночке могут сидеть и сотни дней, и несколько лет. Не знаю, как люди могут выдержать это — как не сойти с ума в такой ситуации. Значит, человек такое создание, которое ко всему привыкает и может ко всему адаптироваться, как бы ни было сложно.

На 24 ноября в Беларуси 884 признанных политзаключенных. По подсчетам некоторых правозащитников, заключенных по политическим мотивам почти вдвое больше.

Спасали физические упражнения — не только от мыслей, но и от холода. В ШИЗО он попал в межотопительный сезон и спал на голых досках. Каждые два часа ночью Дмитрий вставал и делал зарядку. За самую холодную ночь он сделал 300 приседаний и 100 отжиманий. Именно подробные рассказы о ШИЗО больше всего шокировали Ольгу. При физических нагрузках, которые устраивал себе Дмитрий, не хватало тюремной еды — он испытывал постоянный голод. Отопление включили лишь в последнюю неделю его пребывания в ШИЗО.

Дмитрий повторяет, что с одной стороны, отсидел полтора года «ни за что» и это «не укладывается в голове». Но по сравнению со сроками, на которые некоторых активистов осудили в последнее время, ему «еще повезло». «Надо сейчас делать всё, чтобы люди, которым дали такие сроки, как можно скорее вышли на свободу», — считает Дмитрий. Он говорит о том, что надо поддерживать их и их семьи и собирается помогать, как помогали ему. Дмитрий не может представить, как люди отбудут свое наказание, ведь условия всё еще ухудшаются. При это он добавляет, что все белорусы в некоторой несвободе — например, они с Ольгой лишены возможности вернуться в Беларусь.

Уехал, чтобы снова не посадили

Дни перед выходом Дмитрия прошли для Ольги радостно и волнительно. Она собрала документы и организовала для него переезд, «понимая, что в Беларуси ему нельзя оставаться». Пара предполагала, что на него могут завести новое уголовное дело. После освобождения ему дали расписку, в которой указано, что в течение трех дней он должен явится в РОВД по месту жительства. Помня о неотбытых административных арестах за приезд Тихановского в апреле 2020-го и непосредственно 29 мая 2020-го, Дмитрий предположил, что его после РОВД могут поместить в ИВС.

По себе Дмитрий заметил, что «укрепил» физическую форму. «Не в смысле того, что я стал лучше чувствовать себя. Отсидка в тюрьме ничего хорошего к здоровью не дает». Но ему приходилось следить за здоровым образом жизни. На свободе раньше он ездил на велосипеде и следил за питанием. После выхода он решил каждый день делать физические упражнения. Пара уже купила еще один велосипед. Курить в тюрьме он не начал, несмотря на то, что приходилось дышать дымом и курение ему «пророчили». Также Дмитрий решил полностью отказаться от алкогольных напитков. «Видимо, полтора года тюрьмы показали, что это не нужно для нормального существования. Сейчас и Оле эту идею подкинул — вроде как она решила меня поддержать».

В любой ситуации Дмитрий старался искать плюсы. Опыт тюрьмы ему пригодится в жизни, считает он. Сначала он даже набрал несколько килограмм — до Нового года не было «стрессов». «А потом начались суды, и карцеры, и ШИЗО, и колония, и я достаточно хорошо потерял вес», — рассказал Дмитрий. По его ощущениям, за время в колонии потерял шесть-семь килограмм. «Мама говорит, конечно, что это плохо, что худым быть — значит быть больным. Но я думаю, наоборот: лишний вес — он не нужен». Тюрьма сделала его более аскетичным, считает Дмитрий.

На вопросы бывший политзаключенный спустя две недели после освобождения отвечает медленно, продумывая каждое слово, с паузами. По признанию Дмитрия, это осталось после нахождения в тюрьме и колонии — местах, где «надо следить за тем, что ты говоришь» и где «неправильно истолкованные слова могут использовать против тебя». Там лучше использовать простые слова, без терминов, которые нельзя трактовать двойственно. Вторая причина — два месяца в одиночестве в ШИЗО, после которых он «отвык от общения с людьми». Ольгу это не смущает. «Думать перед тем, как сказать, — очень хорошая привычка», — считает она.

Психологическая адаптация помогает человеку выжить в тюрьме, в жизни на свободе она становится контрпродуктивной. У человека развиваются «институционализованные черты личности»: недоверие к другим, трудности в заведении отношений и принятии решений. Психологи и криминалисты широко признают понятие «вживание в тюремную среду», следствием которого является «посттюремный синдром», пишет BBC о психологическом воздействии заключения.

«Чувствую себя рок-звездой»

Говоря об последних полутора годах, Ольга чаще всего употребляет слова «тяжело», «сложно», «волнительно» и «трудно». После встречи с Дмитрием она один день вышла на работу, а начальник — белорус, которому она рассказывала про парня — предложил ей отпуск на неделю. Хозяйка съемной квартиры, которая в курсе белорусской ситуации, сама сделала для Дмитрия вторые ключи от квартиры. «В принципе, все литовцы знают ситуацию и очень поддерживают белорусов», — сказала Ольга.

Кошка Дмитрия осталась в Гродно. За время жизни в Литве у Ольги появился кот, сначала взятый на передержку. «В первый день испугался меня. Но, как говорит Оля, он ко мне быстро привык. Сразу со мной поладил, и теперь я его тоже люблю», — улыбается Дмитрий. В планах у пары — отдохнуть в санатории в Литве. Там Дмитрий восстановит физическое здоровье и получит психологическую помощь. В будущем он хочет найти работу, где будет трудиться физически. Но рассматривает возможность вернуться и к офисной работе. В Литве, по его словам, трудоустроиться несложно. Зарплата его устраивает — можно позволить себе больше, чем в Беларуси.

«Пока что я еще не осознал, что происходит вокруг меня. Такое непонятное состояние, хотя уже почти месяц прошел. Еще не привык к такой быстрой жизни, когда всё надо быстро решать, делать». Дмитрий даже завел календарь, в который вносит планы на ближайшую неделю. Он говорит, что ему пришлось практически начинать жизнь с нуля.

Говоря о быте, Дмитрий упоминает прогулки, катание на велосипеде, уборку. «Если на работу надо вставать, то встали, обнялись, поцеловались, попили кофе, позавтракали — а потом уже остальные дела по обстоятельствам. Всё стандартно, как во всех семьях», — улыбается он. «С Димой все хотят встретиться», — рассказала Ольга.

Среди других, он встретился со Светланой Тихановкой. Ее он впервые увидел вживую и был «приятно удивлен». «Думал, что она будет более закрытым человеком. Но нет, она абсолютно открытая для общения. Я еще раз убедился, что не зря собирал подписи за нее». Дмитрий с пониманием относится к вниманию к его персоне и говорит, что иногда чувствует себя «какой-то рок-звездой».

На свободе Дмитрий читает пропущенные новости. Информацию поступала к нему из писем, газет, журналов, от адвоката, но доходила не полностью и без подробностей. Выйдя на свободу, он «понял больше». Перед тем, как пойти на акцию памяти Романа Бондаренко, он изучил его историю и биографию. Некоторые новости его удручают, но он готов их принять и идти к цели с пониманием, что жертвы неизбежны.

«Видно, что ситуация усугубляется, нет предпосылок для улучшения. Сложно осознавать, что всем нам придется еще долго пребывать в этой ситуации. Терпели десятки лет — и придется еще потерпеть <…> Если это будет продолжаться всю жизнь, значит, нам не повезло». Дмитрий считает, что в «день Х» объединиться и проявить общую солидарность не станет проблемой.

Гродно видел только из иллюминатора

С родителями после освобождения Дмитрий успел побыть четыре часа — по дороге от Витебска до Минска. Гродно после 29 мая 2020 года он видел только во время перелета «Киев-Вильнюс» — из окна иллюминатора.

У ребят есть мечта, которую озвучил Дмитрий. «Купить большую машину, пристегнуть к багажнику велосипеды, и путешествовать по миру с палатками или снимая жилье». Но пока дольше, чем на две недели, пара планов не строит. «Всё может быстро поменяться, и мы сможем вернуться домой».